* * *
Свободному ль согласья опасаться
с каким-то доводом противников своих?
Ведь дух противоречий - тоже рабство,
зависимость от мнения других.
1972
ВЕЛОСИПЕД
Как много лет,
счастливых лет,
мой старый друг,
велосипед,
скитались мы
с тобой вдвоём.
Друг друга мы
не подведём.
Я на тебе
проехал лес,
а ты на мне
в болоте лез.
..........
1972
ТОПОЛЬ
Что приуныл ты, тополь горделивый?
Вершина срезана безжалостной рукой,
и на ветров мятежные призывы
ты отвечаешь скорбной немотой.
Но вверх и к свету тянутся побеги,
и тополь стройный вновь зашелестит...
Что ж, юноши! Не время праздной неги!
Пусть лучше ветер нам в лицо свистит!
Так наверху без нас мертво и пусто,
так ждёт всё, чтоб мы к солнцу поднялись.
Мятежный мир науки и искусства,
к тебе мы тянемся в рискованную высь.
1972
* * *
Ты не доволен, что опять
я всю поэму стал ругать,
найдя корявые слова.
Но помни: хочешь танцевать,
так научись ходить сперва.
1972
* * *
Ходят заключённые по кругу
парами в цепочку друг за другом,
надзирает завуч, строг и сед.
Ни за что на целых десять лет!
1972
* * *
Подписывают оды, подписывают гимны,
а эпиграммы анонимны.
Забыты оды - имя Пиндара живёт,
а с эпиграммами - наоборот.
1972
* * *
Профессор стал конспект листать,
а я сидел бесстрашно.
- Что это? Чистая тетрадь!?
- Да. Вы сказали нам писать
лишь только то, что важно.
1972
К ПОРТРЕТУ ВОЕНРУКА
Я, увидав его,
воскликнул в изумленьи:
О, боже, для чего
ты дал мне зренье!
Потом пришлось его
ещё и слушать...
О, боже, для чего
ты дал мне уши!
1972
ГНОМИК
Моя принцесса, чудный сон
увидел я: в лесу есть домик,
и в нём живёт счастливый гномик,
и он, принцесса, в вас влюблён.
Вы лесом будете бродить -
навстречу выйдет он из леса...
Поверьте мне, моя принцесса:
так может быть, так может быть.
Он будет ваш вернейший паж.
Столь верный паж, поверьте, редок.
Есть у него шалаш из веток,
он пригласит вас в тот шалаш.
Мирка создатель своего,
он будет ласков и наивен,
он к вам придёт и в град, и в ливень,
лишь позовёте вы его.
Починит ваш велосипед,
чтоб звонко мчались вы по лесу;
попросит птиц воспеть принцессу;
с поклоном поднесёт букет.
Моя принцесса, верьте в сон!
Ведь я провидец, а не комик...
И есть на свете этот гномик,
и он, принцесса, в вас влюблён.
1973
ВЕСЕННИЙ ВАЛЬС
Напрасно огорчает вас
мушиный вальс, весенний вальс.
А вы, друзья, могли бы так? -
туда зигзаг, сюда зигзаг.
Несётся вихрем лёгкий рой,
в нём столько грации живой,
движенье вниз, движенье вверх
и тонких крыльев фейерверк.
Вот кавалер, как пылко он
в шалунью ловкую влюблён,
и он шалунье этой мил,
он с нею в вальсе закружил.
Ах, танцплощадка! Ах, мечта!
Они - счастливая чета,
они вальсируют вдвоём
под вашей люстрой над столом.
Настолько музыка нежна,
что вам, быть может, не слышна.
Оглохшие под топот ног,
бескрылые! - вам нужен рок.
Ах, этот вальс, весенний вальс,
пусть он и вас повергнет в пляс!
Долой печенье! Прочь халву! -
и воздадим любви хвалу.
1973
Гипнотизёр ползала усыплял
невнятным бормотаньем и пустотою взгляда,
но усыпить не мог он целый зал...
До нашей лекторши ему далековато.
1973
СОВРЕМЕННАЯ ВАКХИЧЕСКАЯ
Эх, горькая, мать вашу так!
Развлечься меня что-то тянет;
пусть клёвая музыка грянет,
врубите, врубите на полную маг!
Пусть грянут блатные запевки;
пусть с нами вопят,
хохочут под мат
всю ночь институтские девки!
Подымем бутылки, за раз опрокинем,
и разума с музами нет и в помине!
Там, кажется, кто-то блюёт...
Дыми же, дыми, сигарета!
Дымище вонищу забьёт,
чтоб мы веселиться могли до рассвета
и в щепки полы истолочь.
Пусть утра не будет, пусть тянется ночь!
1974
* * *
Как это глупо! - слава..
О славе не молю.
Но я любитель слова,
и слово я люблю.
И пусть оно по свету
летит себе звеня.
И пусть никто на свете
не знает про меня.
1974
ДЕТИ
Мы. учим их - они глядят с испугом,
мы любим их - они бегут к подругам.
Всю нашу жизнь мы детям в долг даём;
прощаясь, говорим: "Отдайте внукам".
1974
ИВАН ИВАНОВИЧ
Уж ночной туман туманович
появился над Москвой.
Вот идёт Иван Иванович,
возвращается домой.
Над рекой горят фонарики
и в речной волне блестят.
Пешеходы вдоль Москва-реки
по своим делам спешат.
Лишь один Иван Иванович
не торопится домой.
Не звенит карман карманович,
потому что он пустой.
Эх, жена... чуть что - истерика,
ну и мелочный народ!
Мимо крошечного скверика
он зигзагами идёт,
говорит столбу столбовичу,
протянув ему "Казбек":
"Мой привет Петру Петровичу,
вот хороший человек!"
На какой-то людной улице
справил малую нужду
и сидит, Москвой любуется
у прохожих на виду,
А домой идти не хочется,
и зачем идти домой,
если можно так, без почестей
переспать на мостовой.
1974
ДУРАКИ
Я пешком иду по свету,
я не знаю лучшей доли,
это радость, это счастье -
видеть мир, каким он есть.
Вот ворвался свежий ветер
в предвосходное затишье
и наполнил вечным шумом
тишину моих лесов;
и скользнул по синим елям
золотой рассветный лучик
и рассыпался по веткам
чуть трепещущих осин.
Ради этого мгновенья
можно жить на белом свете,
вопреки любым несчастьям
этот мир благословлять.
Я пешком иду по свету,
я не знаю лучшей доли,
каждый всплеск и каждый шорох
я восторженно ловлю.
Дураки предпочитают
персональную машину,
дураки не знают мира,
дураки не любят мир.
Мир огромен и прекрасен,
многолик и многоцветен
от сверкающей росинки
до гряды далёких гор,
от весенней птичьей трели
до глухих раскатов грома,
от лихих порывов ветра
до журчанья ручейка.
Я пешком иду по свету,
я не знаю лучшей доли,
расплескавшемуся солнцу
поклоняюсь, как могу.
Дураки идут молиться
в духоту на заседанья.
Солнце, ветер, запах бора,
свежий воздух - не для них.
Не для них и тайный трепет
вдохновенья и простора,
не для них и ощущенье
простоты и красоты.
Даже люди с грустным смехом,
с их надеждами и горем,
с добротою и любовью,
даже люди - не для них.
1974
ТРАДИЦИЯ И НОВАТОРСТВО
Творили классики. Вы тоже
стишки кропаете, но туже;
во всём на классиков похоже,
с одним отличием - похуже.
1974
* * *
Солдатиков купили целый взвод.
Дитя в восторге: "Смирно! Марш вперёд!"
И будет час, когда счастливый маршал
во вкус игры, как следует, войдёт.
1975
ЗРИТЕЛЬ
Мне всё равно какая эра,
и всё вокруг меня - пустяк.
Я наблюдаю из партера
трагикомический спектакль.
Артисты корчатся. Смотрите,
их чествуют, возводят в сан...
Я, слава богу, только зритель,
хотя подыгрываю сам.
Я узнаю ходули, маски,
колпак дурацкий, жесты, грим
и вот живу - сюжетом сказки,
какой не знали братья Гримм.
Клубок убийств, насилий, травли
и сверхъестественная прыть
кому-то ТАМ приносят лавры,
а я распутываю нить.
Нет, я не следователь вовсе.
Я разберусь и вникну в суть,
найду преступника, но после
не выйду на открытый суд.
В суде свидетельствовать нужно.
Я только зритель. Перед кем
делиться истиной послушно?
Свидетельствовать перед кем?
Уже нельзя помочь убитым,
судьёй - преступник. Только нить,
листы с таинственным петитом
могу я тайно сохранить.
Но для чего, с понятьем тонким
живописуя бытиё,
на бесполезный суд потомков
нести бессилие своё?
1975
* * *
До рассвета помолчи, мой сверчок,
слышишь, совы и сычи, мой сверчок,
поломать хотят в ночи, твой смычок.
Помолчи в ночи, мой сверчок.
1975
ЛЕБЕДЬ, ЩУКА И РАК
Давно в согласьи старые друзья,
теперь без этого нельзя,
и как возить возы - большая есть наука.
_____
Вот снова Лебедь, Рак да Щука
за тот же самый воз взялись,
но согласованно и дружно,
по плану, с графиком, с учётом - всё как нужно.
Уже не рвётся Лебедь ввысь,
а Щука не стремится в воду,
и Рак не пятится, а возу всё нет ходу.
И слово - труд, а стало быть - к труду.
И вот друзья на воз и ну кричать: "С дороги!
Да здравствует! Вперёд! Мы обгоняем сроки!"
"Ду-ду! - кричат они, - Ду-ду!"
Учёт ли, график ли не тот - судить не нам,
да только воз и ныне там.
1975
* * *
Заройте! Утрамбуйте грунт катком!
А я насквозь проткну его ростком
и, протянув, как руки, листья к солнцу,
на мир взгляну анютиным глазком.
1975, Совместно с Евг. Кенеманом
ЧЕЛОВЕК С ПОДУШКОЙ
Жил да был на белом свете
человек такой один,
он везде ходил с подушкой -
и в театр, и в магазин.
В школе с завистью глядели
на него учителя
и кричали, заикаясь:
"В нашей школе так нельзя!
В нашей школе, самой первой
на Октябрьский район,
дети все хотят учиться,
лишь один не хочет он!"
Ну а он под бок подушку
и, обиды не тая,
видит сны, какие хочет,
видит чудные края.
Там на острове Буяне
два весёлых дикаря
хулиганят и буянят,
трубки длинные куря.
Там бананы и макаки,
пальмы винные и - ах! -
зреют новые подушки
на раскидистых ветвях.
Кончил школу, сел в автобус;
остановка "Институт".
Где же ты, моя подушка,
ты понадобишься тут!
Папа позвонил декану,
тот бумажку подписал,
чтоб такой-то и такой-то
здесь ещё лет пять поспал.
В институте десять дядей
колыбельные поют.
Эти дяди, эти дяди
сто наук преподают.
А в буфете пиво, раки...
В общем, просто благодать:
на собрании отчётном
тоже можно подремать.
А на острове Буяне
в золотом сиянье дня
папуаска Тити-Буки
пляшет, кольцами звеня;
и блестят от солнца кольца
на руках и голове...
А упавшие подушки
дозревают на траве.
Но кончаются занятья,
наступает канитель:
преогромную подушку
нужно затолкать в портфель.
Так за годом год в заботах,
но однажды всё на слом -
разбудили, растолкали
и суют ему диплом.
Всё теперь переменилось:
не экзамены, а план,
не стипендия - зарплата,
не подушка, а диван.
В персональном кабинете
полки, папки и печать;
на двери висит табличка:
"Не курить и не кричать".
А на острове Буяне
солнце жаркое зашло.
До чего же, до чего же
с Тити-Букой хорошо!
1976, совместно с И.Миклашевским